Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За ужином, затянувшимся до трех часов ночи, когда офицеры пили и обменивались военными историями в огромном обеденном зале Марбл-Холла, Лоуренс спросил, нельзя ли ему добраться до Гонконга на британском военном самолете. Ему нужно было посмотреть, что случилось с его электростанцией и домами Кадори. Британский командир согласился, если Лоуренс будет готов к вылету через три часа, в 6 утра. Лоуренс разбудил Мюриэл, попросил ее присмотреть за детьми и домом и отправился в Гонконг, оставив Горация снова разбираться с неопределенностью Шанхая.
В течение следующих двух лет братья почти ежедневно общались в записках и письмах между Шанхаем и Гонконгом. Их нацарапанные на полях комментарии и все более срочный тон отражали панику, нагнетаемую коммунистами по мере завоевания Китая.
АМЕРИКАНЦЫ освободили ШАНХАЙ, но быстро передали повседневное управление городом Чан Кайши и китайским националистам. Гораций был намерен быть хорошим и политически проницательным хозяином, но он не позволил себе разместить китайские войска. Когда восемьдесят китайских солдат явились в Мраморный зал, требуя кроватей, они с Мюриэл прогнали их, а затем предложили нанять половину из них в качестве сторожей и охранников, чтобы сгладить обиду. Это было продолжением колониального менталитета, который всегда определял Шанхай. Но город менялся. В 1943 году американцы и англичане, не обращая внимания на драматизм войны, договорились покончить с экстерриториальностью - правилом, согласно которому все иностранцы и бизнесмены выше китайских законов. Международное поселение с его муниципальным советом, контролируемым Сассунами и другими бизнесменами, собственными судами и полицией, а также британскими военными силами для его защиты, прекратило свое существование после окончания войны. Пузырь, в котором Кадоори и Сассуны жили с 1840-х годов, исчез. Теперь Кадори были частью Шанхая. Впервые за сто с лишним лет китайцы контролировали весь город. Китайцы стали "очень антииностранными", - с тревогой докладывал Лоуренсу Гораций.
В 10:30 утра 23 сентября 1945 года Хорас покинул Мраморный зал, чтобы впервые после окончания войны отправиться в Шанхайскую газовую компанию. Он по-прежнему числился председателем правления. Все, что осталось, - это несколько прогнивших столов; японцы разграбили офис, когда отступали. Его китайские служащие встретились с Хорасом. Они не позволили ему сесть в служебный автомобиль, заявив, что он не имеет права на машину, когда транспорт в таком дефиците. Гораций вызвал к себе в офис китайского руководителя высшего звена. Руководитель отказался прийти. Тогда Гораций отправился в кабинет руководителя. "Я не слишком велик, чтобы войти в вашу комнату", - заявил Гораций. "Если вы не хотите войти в мою, я достаточно велик, чтобы прийти к вам". Гораций напомнил китайцу, что "мы все вместе вели войну и должны вместе решать послевоенные проблемы". Его жест утихомирил спор, и он получил свою машину обратно. Вернувшись в свой офис, он сел за стол и с тревогой написал Лоуренсу в Гонконг: китайские служащие "Кадори" "теряют уважение к своим иностранным коллегам". Скоро они "перестанут уважать нас".
Лоуренс посоветовал Горацию завоевать расположение китайцев, общаясь с ними в Мраморном зале. "Культивируй дружбу со всеми классами китайских чиновников и бизнесменов, с которыми ты вступаешь в контакт", - советовал он брату. Приглашай их на обед и угощай багдадской едой". Отец приобрел много хороших друзей среди китайцев и других людей благодаря своим приглашениям в Мраморный зал".
При всей своей новой напористости китайское националистическое правительство было не в состоянии управлять городом. Топливо было в отчаянном дефиците. Железнодорожная система вышла из строя. Инфляция росла. Гораций написал Лоуренсу письмо с просьбой прислать ему ящики с джемом и маслом, которых в Шанхае было не достать. Помощь, которую Соединенные Штаты вливали в Китай через Чан Кай-ши и националистическое правительство, расхищалась коррумпированными националистическими чиновниками. "Китай - такая неопределенная страна: постоянные войны, нечестное правительство и коррумпированный персонал сверху донизу", - писал Гораций своему другу. "Я проповедую всем оптимизм, но, иногда я сомневаюсь, стоит ли верить самому себе".
В феврале 1946 года Хорас сообщил, что бои между националистами и коммунистами идут всего в шестидесяти милях от Шанхая. Ходили слухи, что британцы могут быть вынуждены вернуть Гонконг Китаю, а американцы собираются отказаться от националистов. Во время Второй мировой войны и японской оккупации коммунисты и националисты договорились о прекращении гражданской войны, начавшейся в 1927 году в Шанхае. Поражение Японии стало сигналом к возобновлению этой войны; войска националистов удерживали ключевые города, включая Пекин и Шанхай. Коммунисты контролировали большую часть сельской местности. Соединенные Штаты побуждали обе стороны к переговорам, но к осени 1945 года, спустя всего несколько месяцев после капитуляции Японии, националистические и коммунистические силы вели бои по всей стране. Реальную опасность для Шанхая и Кадоори представляли не националисты-китайцы, спорившие с Горацием о том, кто должен завладеть служебным автомобилем. Это были коммунисты во главе с Мао Цзэдуном. Гораций - застенчивый, милый Гораций - оказался на неправильной стороне истории.
У Виктора Сассуна было меньше иллюзий, чем у Горация, относительно того, что ждет его в Шанхае. Приземлившись в Гонконге вскоре после капитуляции Японии, Виктор заявил газетчикам, что, хотя китайские правительства будут приходить и уходить - императоры, республиканцы, националисты, коммунисты, - все они нуждаются в иностранных бизнесменах, таких как Сассуны, чтобы выжить. "Китайцы - жесткая раса, осознающая свою ограниченность в международном бизнесе", - сказал Виктор журналистам.
Чан Кайши и националисты должны теперь "взять на себя руководство иностранными деловыми интересами" и гарантировать "безопасные инвестиции для иностранных деловых предприятий", сказал он.
Коммунисты, разумеется, не собирались иметь дело с такими, как Виктор Сассун. Виктор знал это. Он сказал Горацию, что ждет, "в какую сторону подует ветер", прежде чем решить, стоит ли вообще возвращаться в Шанхай. Он не планировал посещать Шанхай еще полгода и не собирался строить никаких планов относительно инвестиций в течение года или двух.
На самом деле Виктор уже решил отказаться от Шанхая. Он отправил в Шанхай своего двоюродного брата и правую руку Люсьена Овадью, чтобы тот начал разгружать недвижимость. Покупателей было мало. Отель "Cathay" был в запустении. Отступая, японцы вырвали ковры и мебель из номеров. Отелю предстоял по меньшей мере год ремонта, прежде чем он будет восстановлен.
Овадия продал одно офисное здание и договорился о продаже пивоваренной компании, принадлежавшей Виктору, Банку Китая, но в последний момент тот отказался от сделки. Он продал еще несколько объектов